Хроники о каше.

[Аксолотль]

Вначале было ничто. Это ничто было… Про него нельзя было сказать, что оно было, пока не пришло нечто. Это нечто было время. А вслед за временем, для того, чтобы оно не стояло на месте, явилась каша.
Время плавало в каше, как аморфная амёба, вытягивая длинные ложноножки в попытках дотянуться до края каши. Время было ядром каши, которая сгустилась вокруг него, образовав непостижимо огромную сферу. Поверхность сферы колыхалась, по ней проходили волны, концентрические круги, они накладывались друг на друга, создавая необычайную игру вечно изменяющегося рельефа, постоянной чертой которого могли быть лишь перемены. Волны складывались в фрактальные узоры, в тысячелепестковые цветы, из цветов вылетали птицы с электрически светящимся оперением, и какие – то колбы. Птицы и колбы кружились по поверхности каши в медленном танце, иногда колбы ловили и заключали в себя птиц, иногда птица проглатывала колбу целиком, и тогда брюхо её раздувалось, и птица не могла больше летать. Такие птицы вставали на ноги, сбрасывали перья, отращивали шляпы и пальцы, становясь таким образом людьми. Люди рисовали собой иллюстрации к ещё не появившимся эпосам, ловили руками колбы и птиц, ели других людей, и это продолжалось ровно до того момента, пока на поверхности каши не нарисовался четырнадцатирукий, зеленокожий, со змеями вместо волос огромного роста Человекоколбоптиц, с тысячелепестковым цветком на голове. Люди тут же бухнулись на колени перед Человекоколбоптицем, признав в нём своего бога. «Человекоколбоптиц, благослови нас!»; «Человекоколбоптиц, прими наши дары!»; «Человекоколбоптиц, ниспошли нам удачу!» - такие молитвы возносили люди Человекоколбоптицу. И сжалился Человекоколбоптиц над людьми, и выбрал себе одного людя, и сказал другим, что тот может слышать голос Человекоколбоптица, и если чё не так – обращайтесь к нему. И наделил Человекоколбоптиц людя этого огромной силой, и спустился людь к другим людям, но стоило ему разговор начать, как накинулись люди на него, и живьём сожрали, чтобы силу человекоколбоптицеву вобрать.
Покарал людей Человекоколбоптиц, и решил, что станет он злым богом. Быстро цветок на голове под чёрные перья перекрасил, клюв отрастил, ботинки высокие на платформе, и весь такой готичный пошёл зло роду людскому чинить. А люди тоже по – своему это всё поняли, и тоже клювы отрастив, стали зло чинить друг другу. И понял Человекоколбоптиц, что ошибку совершил огромную, ведь людей – то теперь не исправить! И решил Человекоколбоптиц хоть как – то вину свою загладить, и уничтожить род людской. И тут же барельефы людей обратно в кашу вмялись, а куда делись барельефы колб и птиц, этого уже никто не помнит. И остался один Человекоколбоптиц, и ни одного людя на всей поверхности каши, даже поговорить не с кем. И сошёл с ума Человекоколбоптиц, и из злого бога сделался безумным.
А между тем время сумело вытянуть к краю каши длинную ложноножку, которая выбиралась на поверхность неподалёку от барельефа безумного бога.


Посреди голой пустыни сидел он, и ни едино живой души не видно было за километры вокруг. Только бескрайняя пустыня, дюны и дюны голого песка вокруг. На песке этом не росло ни травинки, и ни одно, даже самое маленькое насекомое не ползало по нему. Небо было кристально прозрачным. Он ещё раз взглянул на ослепительно чёрное небо, и начертил на песке квадратик. Потом кружочек. Человечка. Ветер давно уже не дует в этом мире, и рисунок сохранился бы навсегда, если бы он тут же не разрушил его.
«Вкус звёзд овален» - пронеслась мысль в его голове – «светлячок паровозный, я обитатель плазменного томата! Видь меня в форточке с вальсом в зубах». Такие мысли давно посещали его, Человекоколбоптица, потому что он безумен. Он сошёл с ума от одиночества, которое длилось наверное миллиарды лет. Он сам уничтожил жизнь на этой планете, но он не смог создать её снова. И теперь он один, сидит на гладкой скатерти песка, созерцая невероятное, кристально чёрное небо над головой, в котором нет ни облаков ни звёзд. По сути, он и сам песок – просто песок, принявший форму сгорбленной гротескной фигуры.
Облик Человекоколбоптица давно утратил своё сходство как с людьми, так и с колбами. Но немного птичьего в нём всё же оставалось, это был его эбонитовый тяжёлый клюв, и пучок чёрных, почти как небо над головой, но очень пыльных перьев. Одет он был в драные остатки то ли рубашки, то ли пиджака когда – то серого, а теперь кислотно-пятнистого цвета, накинутого поверх шкуры с бурыми, зелёными и чёрными волосами, больше похожими на шипы. Рваные штаны с глазами на коленках и разные ботинки на ногах отлично дополняли эту картину. В одной из четырнадцати рук Человекоколбоптиц держал маленький колокольчик, в который он периодически звонил.
Но совершенно особое дело – глаза Человекоколбоптица. На клюв его были одеты очки, в одном глазу стекла не было, а другое было украшено сетью трещин, но даже это украшение не скрывало безумного блеска левого глаза, и абсолютной холодной пустоты правого. Левый глаз – маньячный, дьявольски усмехающийся, в глубине его клокочут вулканы и взрываются водородные бомбы. Взгляд левого глаза обжигает, и если бы в пустыне были деревья, они превратились бы в высокие факелы под взглядом левого глаза. Правый глаз – рыбий, с выступившими жилками, холодный. Можно тысячу лет смотреть в этот глаз – вы не зарегистрируете ни одного чувства, кроме туманных отголосков былого ужаса, отблески сияния адских конфорок, вернее даже не отблеск, а интуитивный намёк на то, что этот отблеск состоялся и исчез в далёком прошлом. Теперь только лёд. Пронзающий насквозь холодный вакуум. Таковы глаза Человекоколбоптица, последнего безумного бога.
Долго и пристально глядел Человекоколбоптиц в полное пустотой своей небо, подняв голову, и широко раскрыв клюв. И не ждал он ничего, и потому совершенно не удивился, что произошло невозможное – песок под ногами шевельнулся. Человекоколбоптицу было всё равно. Он просто смотрел в небо.
Песок под ногами пошевелился. Приподнялся. Из песка показалось тонкое щупальце, оно росло, утолщалось, и скоро перед Человекоколбоптицем предстал комок светящегося полупрозрачного геля. И хоть у геля не было никаких глаз, казалось, что он внимательно рассматривает стоящего перед ним, обратившего взор к небу Человекоколбоптица.
Долго стоял гель, и тускло фосфоресцировал, а потом обратился к Человекоколбоптицу, хоть вид его и не располагал к беседе. «Что там, наверху? Я ничего не вижу». Но Человекоколбоптиц не отвечал – он мучительно вспоминал слова, забытые за миллиарды лет молчания. Наконец, спустя огромную паузу, наполненную серым бетоном молчания и неподвижности, он медленно, с трудом выговаривая слова, произнёс: «Небо». Промолчав ещё несколько минут, Человекоколбоптиц добавил: «Пустота. Ни – чего, кроме как пустота». Гель спросил: «Кто ты?». Но Человекоколбоптиц не знал чего ответить – он давно забыл это. «Я – хлор. А… а т… ты кто?». Гель был очень обрадован такому адекватному ответу, и поспешил сообщить: «А я – Время». Человекоколбоптиц наконец удостоил Время взгляда. Он не понимал, что происходит. И не хотел понимать. Поэтому он просто процедил через клюв: «А шло бы ты, время!!». И Время пошло.
Время пошло. И понял Человекоколбоптиц, что больше он не бессмертен, и влился в песок, или в кашу, что на самом деле одно и тоже. И растворился в каше Человекоколбоптиц, и повыползали из неё цветы, папоротники, рыбы, насекомые, звери, люди, в общем, мы все. Ибо все мы плоть от плоти последнего безумного бога.

[Psixopat]

печальная тема, осенью не актуально итак серо и холодно за бортом...думаю надо позитивом летним разбавлять эфир!